Спасенному рая не будет. Трилогия. Книга третья. Грязное дело - Юрий Теплов

– Моя бабушка их не меньше сотни знает. Да и в Интернете можно покопаться.

«Похоже, новый редактор не понадобится, – подумал Алексей. – А Валера Рязанцев заработает на брошюре дома. Скомпонует и отредактирует. Оно даже к лучшему, не измажется в нашей грязной канаве».

– Можно еще вопрос, Виктор Спартакович? – не унималась Кривова.

– Можно.

– Куда подевался наш шеф?

– Садись, Наталья, сейчас узнаешь. – Обвел взглядом фанфуриков и объявил:

– У меня поганая новость. Лубченкова я выгнал. Он оказался агентом наших конкурентов. Это выявила проверка на детекторе лжи. Начальник службы безопасности набил Лубченкову физиономию, так что ему потребуется амбулаторное лечение.

Шишмарев обвел подозрительным взглядом свое избирательное войско и грозно спросил:

– Всем понятно?

Непонятливых не оказалось.

– Мы не в бирюльки играем. В ближайшее время каждый из вас подвергнется процедуре проверки. У того, кто попадется, фейс будет испорчен надолго. – Шишмарев сделал паузу, обозрел подчиненных, словно выискивал того, кто может попасться. Затем произнес: – Кривова!

Та испуганно поднялась

– Назначаю тебя исполняющей обязанности начальника пресслужбы. Временно! Не пялься на меня, садись! У кого есть вопросы?

Вопросов не было…

– Ты зачем наврал, что Георгий набил морду Лубченкову? – спросил Шишмарева Алексей, когда они оказались вдвоем в кабинете:

– Чтобы другие боялись, Иван.

– Думаешь, испугаются?

– Я своих знаю, испугаются. Кулак в наше время – самый убедительный аргумент. Ты можешь ехать домой, а я еще погляжу, что Кривова настряпала.

«А есть ли у меня дом? – подумал Алексей. – Квартира на улице Вострухина – ночлежка. А сам я – скиталец, вечный бродяга»…

На улицу Вострухина он попал не сразу. На выходе его перехватила Соня Сахарова. В белом легком плаще, скрывавшем легкомысленный пирсинг, она выглядела вполне приличной дамой.

– Иван Сергеевич, – попросила, – вы не подбросите меня до дома? Моя машина в автосервисе, и я сегодня безлошадная.

Алексей уловил, что она врет насчет машины. И явно неспроста. Может, она заодно с Лубченковым? Дама ждала ответа, и он согласился ее подвезти, хотя и не было к тому желания.

Жила одесситка Соня на Волгоградском проспекте, так что было почти по пути. Попросила остановить у одного из подъездов кирпичной многоэтажки новой застройки.

– Вы торопитесь к семье, Иван Сергеевич?

– Нет.

– Приглашаю вас на кофе с коньяком. Если хотите, водителя можете отпустить.

– Я подожду здесь, – сказал Талгат.

– А если придется ждать до утра? – игриво спросила его Соня.

– Скажите номер квартиры!

– Зачем?

– Надо.

– Однако! Квартира 136. Идемте, Иван Сергеевич!

Подъездную дверь она открыла электронным ключом. В холле сказала:

– Ваш шофер – прямо сфинкс. Похоже, что на него возложены не только обязанности водителя. Так?

– Возможно. Хотя я не уверен.

Лифт бесшумно вознес их на тринадцатый этаж. Соня открыла обитую голубоватой кожей дверь в стальной раме. Неплохо, видимо, зарабатывали телевизионные менеджеры. Двухкомнатная квартира была не скудно обставлена и напичкана разной аппаратурой.

– Я поняла, что топики и пирсинги вам не нравятся, Иван Сергеевич. Потому я быстренько изменюсь, – и скрылась в спальне.

Появилась она минуты через две в простеньком ситцевом халатике, подчеркивающем маленькую, но крепенькую грудь.

– Так лучше? – спросила.

– Лучше, – согласился Алексей.

– Еду я дома не готовлю. Хотите, закажу в кафе? Доставят через десять минут.

– Не стоит.

– Дома есть красная икра, сыр, масло и белый хлеб. И, конечно, коньяк и кофе.

– Мне кофе без коньяка.

– Коньяк отдельно?

– Нет. Не употребляю алкоголь.

– А я употребляю. Не обессудьте.

Он съел два бутерброда с икрой. Цедил маленькими глотками прекрасно сваренный кофе. И пытался выудить из нее, с какой целью она затащила его домой, и даже готова лечь с ним в постель. Ради чего? Однако ничего уловить не смог, кроме чисто женского интереса.

– Странный вы человек, Иван Сергеевич, – задумчиво проговорила она. – Не такой, как другие. Чем-то вы похожи на одного человека, который мне когда-то очень нравился. Только он ниже вас ростом и никогда не носил бороды. Ему сейчас должно быть лет шестьдесят. У вас с ним есть что-то общее. В жестах, во взгляде. Я в то время закончила в Одессе школу и отправилась за счастьем в столицу, где и встретила его.

Нет, Алексей не насторожился. Он уже понял, что произошло редкостное совпадение, и хотел убедиться в этом.

– Кто же он такой, Соня?

– Военный журналист, писатель, его еще прозвали генштабовским скворцом, потому что писал об офицерах. Кстати, очень неплохо писал.

Так оно и есть. Алексей вспомнил худенькую евреечку, топтавшуюся у дверей Дома журналистов, где он, побывавший с первой группой газетчиков в Афганистане, должен был выступать. Тогда цензура только что разрешила слово «война». А до того война скрывалась за словами «учения с боевой стрельбой», которые проходят на территории Туркестанского военного округа. Весь мир писал о войне, а советская пресса – об учениях. Несусветная глупость, которая, наконец-то, дошла и до политбюро.

Сформировали группу из десяти журналистов из ведущих средств массовой информации. «Красную Звезду» представлял Алексей. Старшим назначили популярного телеобозревателя Александра Каверзнева. Выступать в доме журналистов должен был он. Но он еще в самолете начал терять сознание, и скорая помощь увезла его прямо с летного поля. Позже стало известно, что Каверзнева в Афганистане отравили, и он вскоре скончался.

Естественно, пишущая братия любопытствовала, что же там, в Афганистане, происходит на самом деле, и куда подевался бывший правитель страны Амин. В срочном порядке популярного тележурналиста заменили Алексеем, чтобы он, как человек военный, поделился впечатлениями перед коллегами, не нюхавшими пороха…

Соня молчала. Похоже, вспоминала что-то свое, глубоко личное. Алексею надо было, чтобы она снова заговорила, и он напомнил о себе:

– Как же вы познакомились с генштабовским скворцом?

– Я очень хотела стать журналисткой, – после паузы продолжила Соня. – Шла горбачевская перестройка: гласность, митинги, демонстрации. Всеобщее опьянение воздухом свободы. Я шаталась по Москве и мечтала попасть в Домжур, куда пускали только по членским билетам. Этот человек и провел меня. Он умел не только писать, но и выступать перед аудиторией. Помню, как все смеялись, когда он рассказывал про колхозницу из гарема.

Да, Алексей тогда к месту ввернул ту комическую историю. Мужиков при погонах в 40-й армии было навалом. А дам – «ограниченный контингент». Понятно, что мужички голодали.

Чтобы подбодрить рассказчицу, Алексей изобразил любопытство:

– Странное сочетание: колхозница и гарем.

– Гарем был у дяди короля Дауда. Или у самого короля, не помню. Наложниц у него было около трехсот. После переворота их властелин эмигрировал, и гарем остался без хозяина. Его превратили по советскому образцу в рисовый колхоз. Старший евнух-смотритель стал его председателем. Работать наложницы не привыкли. Потому стали разбредаться, кто куда. Евнух, дабы добро зря не пропадало, стал ими приторговывать. Продал одну даму двум прапорщикам. Вы слушаете, Иван Сергеевич?

– Любопытная история. Что дальше?

Он и в самом деле с любопытством слушал свой рассказ в изложении постороннего человека.

– Прапорщики поселили даму в своей общаге. Кормили, одевали и по очереди отдыхали от трудных военных дел в ее объятиях. Оголодавшая после бегства своего хозяина бывшая наложница отъелась, повеселела и даже освоила некоторые русские популярные обороты, имевшие прямое отношение к сексу. И все бы ничего, не стукни в хмельные головы прапорщиков идея: сдавать подругу на ночь в аренду. О предприимчивых прапорщиках узнал политотдел. Военная прокуратура завела дело о торговле живым товаром.

«Узнал не политотдел, а особый отдел, – мысленно уточнил Алексей. – Потому и дело завели. Прапорщики держались, как партизаны на допросе. Никого из арендаторов не выдали ни на следствии, ни на суде».

– Состоялся суд, – продолжала Соня. – Пострадавшей стороной была гаремная дама. Когда ей предоставили слово, она сложила руки на груди и заявила: «Я рада, что у нас народная власть. Она дала женщине права, как мужчине. Меня привезли в гарем из Курдистана. За три года мой господин только один раз взял меня на свое ложе. Теперь у женщины большие права. У меня два мужа – Саня и Ваня и много наложников. Это хорошо. Неужели русские хотят вернуть короля, чтобы отнять у меня такие права?».

Алексей вспомнил, как хохотал после ее выступления зал, и невольно заулыбался. Спросил: